Добров в эфире
Нам трудно себе представить, что чувствуют они — люди давно пережившие и своих друзей, и свою эпоху. Мы живем в другом времени, где культ молодости и красоты, комфорта и скорости. Оставшиеся фронтовики совершенно не вписываются в это время. Да и мы сами часто не понимаем этих людей. Что позволило им не просто пройти через страшную мировую войну, но и прожить такую долгую жизнь, пройти такую гигантскую территорию времени?
Их осталось немного. Даже тем, кто в 1944-м был призван в 18 лет на фронт, сейчас по 95 лет. И тем ценнее их воспоминания. И наша задача — поговорить с каждым. Ведь их свидетельства важнее любых учебников.
Николай Николаевич Борисов приехал на парад из Воронежа. Накануне праздника он по традиции приходит в Музей Победы, где в Зале Славы выбиты имена его друзей — Героев Советского Союза, — чтобы возложить цветы.
— А вам сколько лет?
— Мне 96.
— В такой прекрасной форме находитесь. Расскажите секрет?
— Секретов никаких нет. У меня все в пределах нормы по жизни идет.
— В смысле?
— В жизни я не курил, водку на войне не пил, после войны научился немного, в пределах нормы. Здоровый образ жизни. Спортом занимался.
В 1943 году Борисов поступает в училище, на ускоренные курсы. Спустя пять месяцев — выпуск, и он уже командир танкового взвода. Года не прошло — командир роты. В подчинении 20-летнего парня — 10 машин, 56 человек, из них 17 — офицеры. На фронте такая стремительная карьера — обычное дело, ведь командиров выбивали в первую очередь.
"Командир батальона говорит: ротный ранен, выбыл. Приступай к обязанностям ротного", — вспоминает Борисов.
Когда разговариваешь с ветеранами, невольно задаешься вопросом: это было какое-то особое поколение? Или обычное? Мы другие? Или сможем стать такими, если придется?
"Я спрашиваю моего товарища: а что-то под ногами? Он говорит: это неубранные трупы. На холоде, в мороз. Как укрывались бойцы — дошло до того, что из убитых бойцов они сооружали прикрытия, за которыми прятались", — рассказывает Михаил Булошников.
Михаил Яковлевич Булошников — участник битвы на Невском пятачке. Так назывался плацдарм на берегу Невы, который 400 дней удерживали советские войска. Изнурительные бои на крохотном клочке земли. Отсюда не раз пытались начать наступление и прорвать блокаду Ленинграда, где от болезней, голода и холода умирали люди. Невский пятачок стал одним из символов мужества и героизма. Потери были огромными — от 110 до 200 тысяч человек.
Михаил Яковлевич служил в инженерных войсках. Каждую ночь под огнем артиллерии он переправлял через Неву на плацдарм бойцов, продовольствие и боеприпасы.
"Кипит все! Плывем на полупонтоне переправляться, а вокруг все кипит от осколков. А осколки — это наша смерть. Ну были случаи прямого попадания в такой полупонтон. Тогда конец всем", — вспоминает ветеран.
Сейчас это трудно представить — каково это, быть готовым к смерти в любую минуту?
"Думаю, ну если подойдут ко мне, а я уже лежачий, я думаю — не дамся. У меня в подсумке была граната Ф-1, такая чугунная рубчатая, положил под бок, дождался темноты", — вспоминает Евгений Рогов.
Евгений Федорович Рогов — участник Сталинградской битвы. Она длилась ровно 200 дней и ночей. Самое крупное и кровопролитное сражение. Потери с обеих сторон — более 2 миллионов человек. После поражения под Сталинградом немцы только отступают. Позже эту победу назовут “коренным переломом”.
Во время одной из атак пуля раздробила Евгению Федоровичу плечо. Пока немцы добивали раненых, он лежал на гранате, истекал кровью и ждал. Его не заметили, и ночью Рогов вернулся к своим.
"Они говорят мне: какой пропуск? Я говорю: я ж вот раненый иду с первой цепи! Ну тогда хоть заматерись! Пришлось это сделать, они говорят: а, немец так не сумеет", — говорит Рогов.
Чем объяснить не единичный, а массовый героизм в годы войны? Ведь чтобы подняться из окопа в атаку под пулеметный огонь, нужно преодолеть самый сильный инстинкт — инстинкт самосохранения. И сотни тысяч самых обычных людей как-то научились это делать.
"Молодые силы имели свойство как-то восстанавливаться. Вот достаточно было 15–20 минут как-то вдруг заснуть, и ты уже накопил какую-то энергию, которая поднимает тебя", — поведал Геннадий Анциферов.
Геннадий Васильевич Анциферов — участник битвы за Днепр — так историки называют множество оборонительных и наступательных операций по освобождению Левобережной Украины с августа по декабрь 43-го года. Ценой огромных потерь советским войскам удалось форсировать Днепр, захватить и удержать плацдармы на хорошо укрепленном берегу и развить дальнейшее наступление.
Геннадий Анциферов был комсоргом взвода. Ему по должности полагалось своим примером увлекать бойцов в атаку.
"Мое преимущество было в бою — я должен был первым подняться. И когда я комсомольскую работу проводил, говорю: я буду первый подниматься. Ты посмотри — если я поднялся, и ты поднимись. Если я не поднимусь — как хочешь", — добавил собеседник.
Геннадию Анциферову тогда было 18. А Валентина Ефремова попала на фронт медсестрой в 17 лет, обманув призывную комиссию.
Сейчас в этом возрасте только переходят в 11-й класс. А Валентина Ефремова работала наравне со взрослыми медсестрами. Быстро привыкла к смерти. Особенно запомнились два случая. Первый погибший буквально в ее руках раненый.
"На табуретке сижу у его ног, и прилегла на его ноги, уснула. Меня разбудили утром, когда начался рассвет. А у меня даже щека стала холодной. Потому что он умер", — говорит собеседница.
А еще 19-летний парень, который попросил молодую медсестру написать письмо родным, чтобы не беспокоились.
"Стал перечислять: передайте привет дяде Васе, тете Шуре. Передайте привет моему Кольке, это его друг. И замолчал… Я подняла голову: а дальше что? Молчок. Я его руку пощупала — и он умер. И у меня чуть ли не истерика была", — рассказывает Ефремова.
И все же 9 Мая для ветеранов не день скорби, а праздник. Пусть и со слезами на глазах. Тогда в 45-м они ликовали, обнимались и стреляли в воздух.
— Комбат говорит: из танков не стрелять! То есть все остальное может стрелять, а из пушек нельзя стрелять, — говорит Борисов.
— Есть такая группа населения, которая считает, что в этот день нельзя веселиться и праздновать, а нужно скорбеть. И что не надо парады проводить…
— Я таких не встречал, честно. Назвать их нехорошим словом неудобно. Ну, просто вы нелюди!
— Парад нужен?
— Нужен. И чем больше, тем лучше!
Николай Николаевич лично сжег 10 немецких танков. И 5 раз горел сам. Спасало то, что он всегда тренировал экипаж эвакуироваться за 7 секунд, на рефлексах.
"Когда снаряд в танк попадает, удар такой силы звуковой, что память отключается сразу же", — вспоминает ветеран.
А еще было важно, когда тебя подбили — убедиться, что танк не подлежит восстановлению. Иначе трибунал.
"Одного вот так — он выскочил, бросил танк, доложил, что танк сгорел, проверили потом, а танк-то не сгорел! И на скамью подсудимых! И штрафная!" — добавляет Борисов.
Он нашел их быстро, своих боевых братьев. Николай Хлопонин — бывший подчиненный, Николай Николаевич лично писал ему представление к званию героя. И Сергей Храмцов — первый командир. Цветы, воинское приветствие и низкий поклон. И пока он жив, он будет делать это каждый год.
Свежие комментарии